Мир нужно изменять, иначе он начнет изменять нас
www.bossmag.ru/view.php?id=2643
Босс №09 (2006 г.)
Аплодисменты!
Текст | Анастасия САЛОМЕЕВА
Пожалуй, никогда в российской истории искусство и жизнь не подходили друг к другу так близко, как во время расцвета нашей культуры — Серебряного века. Люди жили искусством и играли по его правилам. Возможно, поэтому коллизии судеб большинства героев того времени как будто списаны из романов — романтических, нравоучительных, мистических, авантюрных. А иногда всех вместе взятых одновременно. Не является исключением и жизненный путь Сергея Дягилева, человека, заставившего западный мир узнать и навсегда полюбить наш главный национальный брэнд — Russkoe Iskusstvo.
читать дальшеКак только не называли Сергея Павловича Дягилева современники-соотечественники. Самым необидным было, пожалуй, прозвище «гениальный дилетант», которым окрестили его друзья-художники. А самым несправедливым — «коммерсант». У Сергея Павловича хоть и была коммерческая жилка, но не в обычном понимании — он так и не нажил состояния, предпочитая не зарабатывать деньги, а доставать их на свои проекты. Его часто обвиняли в том, что, сам не будучи творцом, он каким-то странным образом умел объединять вокруг себя талантливых людей и снимал «сливки» с плодов их творчества. Это не совсем справедливо, если сливки и были, то нематериальные — слава, признание, авторитет в мире искусства. Но разве рядом с именем Дягилева не сияли имена его соратников, многим из которых он помог стать тем, кем они стали?! Что же касается личного таланта, то, как известно, Дягилев был музыкально одарен, но пренебрег этим дарованием в пользу другого, более значительного — умения на основе творчества отдельных художников создавать совершенный продукт.
Сам же Сергей Павлович называл себя «меценатом европейского толка» и очень гордился своим внешним сходством с Петром I, очевидно отчасти веря в семейную легенду о том, что род их ведет свое начало от незаконного отпрыска императора-реформатора.
Сережа
Он родился 31 марта 1872 года в Селищинских казармах, расположенных в Новгородской губернии. Там в то время служил его отец, потомственный дворянин и кадровый офицер, в последствии дослужившийся до звания генерала, Павел Павлович Дягилев. Мать Сережи, Евгения Николаевна Дягилева, так и не оправившись после родов, умерла вскоре после рождения сына. Через два года бравый кавалергард Дягилев женился во второй раз. Елена Валериановна Панаева, вырастившая мальчика, вовсе не была похожа на злую мачеху из сказки. Она окружила Сережу любовью, заботой и во многом способствовала формированию его художественных вкусов.
Значительная часть детства и отрочества Сергея Дягилева прошла в Перми, куда в 1882 году переехала его семья, и в родовом имении Бикбарда. Все Дягилевы были очень музыкальны, они прекрасно пели и играли на музыкальных инструментах, а их дом славился на всю Пермь своими литературно-музыкальными вечерами и домашними спектаклями. Подобно многим другим русским дворянским семьям Дягилевы привыкли жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. И, как очень часто бывало в таких случаях, в конце концов разорились.
Впрочем, Сережу эти финансовые неурядицы беспокоили мало. Получив первоклассное домашнее образование, отшлифованное в пермской гимназии, он в 1890 году отправился покорять столицу России. Санкт-Петербург принял провинциала очень неплохо, благо что в то время здесь жило немало влиятельных родственников Дягилева. Была среди них и его родная тетка Анна Павловна Философова — женщина незаурядная, воспитанная на Чернышевском и Добролюбове, активная общественная деятельница и, как бы сегодня сказали, убежденная феминистка. В доме Анны Павловны собиралось немало представителей передовой мысли, но все-таки не этот кружок высоколобых интеллектуалов, желавших принести пользу обществу своими делами, привлек Дягилева, а другой, скажем прямо, альтернативный ему. Это было сообщество молодых интеллектуалов, богемной «золотой» петербургской молодежи, гимназических товарищей младшего сына Анны Павловны, ровесника Дягилева — Дмитрия Философова. Входили в этот круг люди, имена которых очень скоро зазвучали на всю Россию, среди них — художники Александр Бенуа, Лев Бакст, Константин Сомов и музыкант Вальтер Нувель.
Поначалу Дягилев, импозантный, наивно-самоуверенный провинциал, смотрелся очень странно в этой компании. Его новых рафинированных приятелей смущали и смешили его барские замашки, склонность к гусарству (видимо, унаследованная от отца), фатовство и некоторая неразвитость художественных вкусов. Но все-таки они приняли «кузена Димы» в свой тесный кружок. Что же касается самого Сергея, то он, будучи очень неглупым человеком и прекрасно видя, чего ему не хватает, принялся за совершенствование своего первого и главного творения — себя самого.
Параллельно с этим увлекательным занятием Дягилев учился на престижном юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Вернее, числился там, поскольку на лекциях его почти не было видно. Зато часто можно было встретить в консерватории, где Дягилев осваивал азы композиторского мастерства и брал уроки пения у преподавателя Антонио Котоньи. Впрочем, от юношеской мечты профессионально заняться музыкой Дягилев вскоре отказался.
То, что произошло с Дягилевым после выпускных экзаменов в университете, не может объяснить никто. Провинциальный, вечно находящийся в тени своих ярких друзей, больше слушающий, чем говорящий, Сережа вдруг куда-то пропал. Его место занял превосходно образованный, убежденный в своей исключительности столичный эстет Серж, властно примеривший на себя роль лидера молодого кружка декадентов. Откуда-то взялись харизма, самоуверенность, граничащая с наглостью, дар убеждения, необыкновенное обаяние, колоссальная энергия, целеустремленность и, возможно, самое главное — незаурядные организаторские способности. Правда, приобретя светский лоск, Дягилев так и не избавился от барства, гусарства и фатовства, так раздражавших его друзей. Более того, сии качества навсегда стали его визитной карточкой.
Ретроспективные мечтатели
Первое «да будет» было произнесено Сергеем Павловичем в 1897 году, когда он не терпящим возражения тоном сообщил своим друзьям-художникам о намерении создать новое творческое объединение, которое впоследствии получило название «Мир искусства» и оказало сильнейшее влияние на формирование русского модерна. Объединение было призвано сплотить силы молодых художников-единомышленников из Москвы и Санкт-Петербурга. К этому времени Дягилев уже был известен в столице как критик и организатор выставки английских и немецких акварелистов (чуть позже он организовал и выставку скандинавских художников). «Ретроспективные мечтатели» — так сами себя называли «мирискусники» — в отличие от других художественных объединений того времени не преследовали никаких просветительских целей. Они преклонялись перед Европой и пропагандировали европеизм, но в то же время ценили национально-романтические традиции (только никакого квасного патриотизма — он действовал на идеологов этого движения как красная тряпка на быка). Они романтизировали прошлое и противопоставляли его вульгарной современности. В их творчестве странным образом объединилась Русь допетровская и просвещенный XVIII век. Мир, в котором они жили, был предельно изыскан, декоративен и театрализован.
В 1898 году ценой немалых организаторских усилий Дягилев добился проведения совместной выставки русских и финляндских художников. Среди прочих в ней приняли участие Бакст, Бенуа, Васнецов, Коровин, Нестеров, Лансере, Левитан, Малютин, Серов, Сомов. Так Россия впервые увидела молодую русскую художественную культуру во всем ее разнообразии и великолепии.
Однако одной выставки мало, новому движению нужен был транслятор своих идей, то есть периодическое издание. И пока друзья Дягилева мечтали о собственном журнале, энергичный Серж принялся за его создание. Что нужно для периодического издания? Концепция, хорошая команда, способная ее воплотить в жизнь, и, конечно, деньги. Если с первыми двумя пунктами у «Мира искусства» проблем не было, то в последнем, возможно, самом важном факторе ощущался явный недостаток. Впрочем, непревзойденный мастер по добыванию «презренного металла», Сергей Павлович очень быстро решил эту проблему — нашел меценатов, которыми стали княгиня Мария Тенишева и Савва Мамонтов.
И в 1898 году свет увидел первый сдвоенный номер легендарного ежемесячного художественного иллюстрированного издания «Мир искусства», в котором Дягилев занял позицию главного редактора. Здесь систематически рассматривались произведения русских и иностранных художников (в широком смысле этого слова) всех эпох, а среди авторов были не только известнейшие российские писатели и публицисты (например, Василий Розанов, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус), но и зарубежные. Отточенное совершенство внутренней формы дополнялось совершенством внешней. Дорогая бумага, большой формат, необычный елизаветинский шрифт… Если даже от виньеток и буквиц, выполненных «мирискусниками», захватывало дух, что уж говорить об иллюстрациях.
Благодаря этому журналу российская публика впервые узнала о многих зарубежных художниках, более того, «Мир искусства» заново открыл своим соотечественникам уже забытые имена российских художников, скульпторов и архитекторов XVIII — первой половины XIX века, а также национальное декоративно-прикладное творчество, отношение к которому в то время было более чем высокомерным. Выставочное объединение, действующее при журнале, продолжало знакомить россиян с творчеством современных художников, а на организованной в 1901 году второй выставке «Мир искусства» были представлены не только работы членов этого общества, но и, казалось бы, канувших в Лету Д.Г. Левицкого, В.Л. Боровиковского, К.И. Брюллова и других мастеров прошлых веков.
Как в любом творческом коллективе, отношения в «Мире искусства» развивались негладко: члены редакции и близкий к ним круг ссорились, расходились, сходились, кто-то, не выдержав чрезмерно авторитарного стиля руководства Дягилева, покидал редакцию навсегда, но основной костяк до поры до времени держался вместе. С меценатами тоже возникали проблемы. Княгиня Тенишева — первый случай сложных отношений Дягилева со спонсорами. В своих воспоминаниях она сетует на то, что Дягилев, получив от нее средства на издание журнала, очень скоро перестал считаться с ее мнением и попросту манкировал ее желанием влиять на редакционную политику. Что ж, как показала его дальнейшая судьба, Сергей Павлович не был человеком, позволяющим диктовать себе, что ему надо делать. С Саввой Мамонтовым, напротив, дела шли неплохо. Савва Иванович, более поднаторевший в спонсорских делах, чем княгиня, видимо, умел закрывать глаза на причуды творческих людей.
На Запад!
«Мирискусники» живо интересовались театром, поэтому закономерно, что в один прекрасный день пути двух этих видов искусства должны были пересечься. Возглавлявший в то время Дирекцию императорских театров князь Сергей Михайлович Волконский был не чужд новому и даже смог несколько реформировать консервативный доселе российский музыкальный театр. В 1899 году он решил привлечь в Мариинский театр художников из «Мира искусства». Дягилев получил предложение стать чиновником по особым поручениям при Дирекции императорских театров.
То, что произошло дальше, иначе как провалом с громким скандалом назвать нельзя. Дягилев и его единомышленники решились ни много ни мало заняться реформой российских государственных театров. Полигоном была выбрана постановка балета Лео Делиба «Сильвия, или нимфа Дианы». Здесь предполагалась необыкновенная хореография, созданная молодыми талантливыми танцовщиками Сергеем и Николаем Легатами, модернистские декорации Бенуа, Коровина и Лансере и не менее модернистские костюмы Льва Бакста. Параллельно с этим Дягилев на новый вкус и лад перекроил довольно скучное и традиционное издание «Ежегодник императорских театров», номер которого за 1899—1900 годы с тремя приложениями он выпустил. Однако консервативная, избалованная и поднаторевшая в интригах верхушка Мариинского театра «съедала» и не таких. В результате после долгих перепалок и жестоких боев Дягилев «за подрыв академических традиций» вылетел с должности чиновника по особым поручениям с репутацией человека, не годного ни к какой государственной службе. Как знать, не будь этого провала, увидел бы мир знаменитую дягилевскую антрепризу «Русские сезоны», созданную Сергеем Павловичем во многом как антитеза закостеневшему казенному театру.
В 1905 году Дягилев устроил в Таврическом дворце Санкт-Петербурга свою знаменитую Историко-художественную выставку русских портретов. На ней было представлено около 4 тыс. работ русских художников двух последних веков. Для того чтобы познакомить с ними широкую публику, Дягилевым была развернута колоссальная деятельность по поиску и извлечению работ из частных собраний, большая часть которых находилась в помещичьих усадьбах в глубинке России. А первое дягилевское детище — «Мир искусства» к тому времени фактически распался, 1905 год ознаменован последним выходом одноименного журнала под редакцией Сергея Павловича.
В 1906 году Дягилев предпринял первую попытку культурного экспорта русского искусства на Запад, организовав в Париже, а после в Берлине выставку «Два века живописи и скульптуры», где вниманию избалованных французов была представлена вся ретроспектива русского искусства, начиная с икон, продолжая работами Рокотова, Левицкого, Боровиковского и заканчивая полотнами «мирискусников». Это был настоящий успех.
В 1907 году Дягилев экспортировал уже русское музыкальное искусство, организовав на сцене «Гранд Опера» цикл Русских исторических концертов. Программы концертов были составлены из произведений самых разных композиторов: Глинки, Бородина, Балакирева, Мусоргского, Римского-Корсакова, Скрябина (до этого Европа из русских композиторов знала только Чайковского). Пианистами были Рахманинов и Скрябин, а дирижерами — Глазунов и Римский-Корсаков. А еще через год парижане склонились ниц перед русской оперой, впервые услышав «Бориса Годунова» с приглашенной звездой Федором Ивановичем Шаляпиным, который после участия в двух последних проектах Дягилева начал победоносное шествие по сценическим подмосткам зарубежья.
И, наконец, май 1909 года. Господа парижане, приготовьтесь, отныне и следующие 20 лет весна в вашем прекрасном городе начинается только с открытием нового «Русского сезона» антрепренера Дягилева.
Saisons Russes
Все знают, что «Русские сезоны» — это балет. Но какой балет? Русский? Нет, в России такой балет в то время еще не видели. Да и вообще, балет как искусство в то время в просвещенной Европе котировался ой как не высоко — ничего нового, закостенел, батюшка. Бедный театр «Шатле», когда-то так популярный у небогатой простой публики! Сколько ему пришлось вынести: переоборудование, ремонт и (что это?!) снос всех кресел в зале и водружение вместо них лож — отныне сюда будет ходить только состоятельная публика, сливки общества.
Небольшие балетные миниатюры (публика ни в коем случае не должна заскучать!), провокационное единство трех факторов — музыки, живописи, хореографии, смелые новаторские решения и, наконец, потрясающие танцовщики. Этот Вацлав Нижинский, похоже, где-то прячет крылья, иначе как ему удается так летать по сцене? А Анна Павлова и Тамара Карсавина и вовсе какие-то неземные создания... Это был ошеломительный успех, но выстраданный.
Привезти в Париж новый проект — дело нешуточное. Для этого надо не только найти огромные финансовые средства (шикарные декорации и костюмы стоят очень недешево), но и заручиться поддержкой влиятельных особ — для аренды помещений, для того чтобы хорошо приняли во Франции, для «уламывания» дирекций Мариинского и Большого театров отпустить в Европу своих артистов и, наконец, для создания проекта, призванного удивить парижан. Долгая работа над декорациями Бенуа, Бакста, Коровина, над хореографией — талантливого танцовщика и гениального балетмейстера Михаила Фокина, мучения над музыкой и аранжировкой. И, конечно, работа с танцовщиками.
20 лет непрекращающегося аншлага — большая редкость для театрального проекта. И при этом рискованные постановки, которые с большой вероятностью могли быть отвергнуты публикой. Триумфальное шествие по столицам Европы, фантастический успех гастролей в США, мода на все русское, влияние на многие сферы жизни: дизайн одежды и интерьеров, интерес к русской литературе, музыке, живописи. И 20 лет балансирования на грани финансового краха. В чем в чем, а в корыстолюбии Дягилева никак обвинить нельзя. Будучи сам человеком очень небогатым, он так и не нажил капитала. Он умудрялся находить огромные средства на свои наполеоновские проекты и все эти средства пускал в реализацию, неся за собой огромный хвост долгов.
Он был организатором и вдохновителем своих постановок. Периодически вмешивался во все стадии работы над ними, находил и пестовал таланты, воодушевлял тех, кто работал над «Русскими сезонами», и в конце концов ссорился со своими соратниками. Ему не спускали властности, авторитаризма, пресловутого самодовольства и надменности.
Постепенно многие соотечественники, как правило после очередного скандала, уходили от Дягилева. На их место вставали представители нового европейского искусства: Дебюсси и Равель работали наравне со Стравинским и Прокофьевым, а Пикассо, Матисс, Кокто, Шанель — вместе с Гончаровой и Ларионовым.
Он приглашал в свои антрепризы звезд и одновременно с этим как никто умел найти новый талант, более того, выпестовать и сформировать его. Те, кто находился рядом с труппой «Русских сезонов», могли наблюдать ежедневные скандалы: сцены ревности (личной и сценической), творческие поединки, выяснения отношений из-за денег. Здесь бушевали латиноамериканские страсти, но при этом, что удивительно, сам проект исправно работал.
Смерть в Венеции
Жизнь Сергея Павловича была не очень долгой — он не дожил и до 60 лет, — но очень насыщенной, причем не только в творческом, но и в личном плане. Он стал героем множества мемуаров, легенд, сплетен, анекдотов, популярных как на его исторической родине, так и в Европе.
Этот породистый красивый мужчина, за седую прядь на шикарной шевелюре прозванный балетными танцовщицами Шиншиллой, был равнодушен к прекрасному полу, предпочитая с его представительницами только дружить. Его отношения с мужчинами были известны многим, но, как правило, они не порицались. Исключение составляет лишь связь с его «собственным творением» Вацлавом Нижинским, однако в этой трагической для обоих истории, наверное, трудно найти правого и виноватого.
Он много работал и вел, мягко говоря, не очень здоровый образ жизни: был сибаритом, не отказывал себе в удовольствиях, слыл тонким знатоком хорошей кухни и изысканных вин. Все это, естественно, не замедлило сказаться на здоровье антрепренера.
Его кончина и ее обстоятельства достойны сюжета литературного произведения. Он умер от диабета летом 1929 года в городе эстетов — обожаемой Дягилевым Венеции. Смерть для него была довольно неожиданна: Дягилев до последнего дня строил планы на будущее и думал о создании новых проектов. Сожалел он только об одном — что его детище «Русские сезоны» так и не увидели на родине, в России.
По традиции Сергей Павлович оставил после себя одни долги, оплачивать похороны пришлось его близким друзьям. Через некоторое время с молотка ушла и собранная Дягилевым в конце жизни ценная библиотека старинных книг.
Его похоронили на православном кладбище Сен-Мишель, там же, где покоится и прах его соратника Игоря Стравинского. Смерть Дягилева восприняли в западном мире как культурную катастрофу. Вместе с Дягилевым общество прощалось с Серебряным веком, растоптанным в России еще в 1917 году (несмотря на то что многим из его ключевых фигур были отпущены еще десятилетия жизни в эмиграции). А вскоре после этой смерти наиболее проницательные современники Дягилева, даже те, кто при жизни его недолюбливал, стали понимать, что он предвосхитил свое время и оказал огромное влияние на формирование культуры ХХ века.
Босс №09 (2006 г.)
Аплодисменты!
Текст | Анастасия САЛОМЕЕВА
Пожалуй, никогда в российской истории искусство и жизнь не подходили друг к другу так близко, как во время расцвета нашей культуры — Серебряного века. Люди жили искусством и играли по его правилам. Возможно, поэтому коллизии судеб большинства героев того времени как будто списаны из романов — романтических, нравоучительных, мистических, авантюрных. А иногда всех вместе взятых одновременно. Не является исключением и жизненный путь Сергея Дягилева, человека, заставившего западный мир узнать и навсегда полюбить наш главный национальный брэнд — Russkoe Iskusstvo.
читать дальшеКак только не называли Сергея Павловича Дягилева современники-соотечественники. Самым необидным было, пожалуй, прозвище «гениальный дилетант», которым окрестили его друзья-художники. А самым несправедливым — «коммерсант». У Сергея Павловича хоть и была коммерческая жилка, но не в обычном понимании — он так и не нажил состояния, предпочитая не зарабатывать деньги, а доставать их на свои проекты. Его часто обвиняли в том, что, сам не будучи творцом, он каким-то странным образом умел объединять вокруг себя талантливых людей и снимал «сливки» с плодов их творчества. Это не совсем справедливо, если сливки и были, то нематериальные — слава, признание, авторитет в мире искусства. Но разве рядом с именем Дягилева не сияли имена его соратников, многим из которых он помог стать тем, кем они стали?! Что же касается личного таланта, то, как известно, Дягилев был музыкально одарен, но пренебрег этим дарованием в пользу другого, более значительного — умения на основе творчества отдельных художников создавать совершенный продукт.
Сам же Сергей Павлович называл себя «меценатом европейского толка» и очень гордился своим внешним сходством с Петром I, очевидно отчасти веря в семейную легенду о том, что род их ведет свое начало от незаконного отпрыска императора-реформатора.
Сережа
Он родился 31 марта 1872 года в Селищинских казармах, расположенных в Новгородской губернии. Там в то время служил его отец, потомственный дворянин и кадровый офицер, в последствии дослужившийся до звания генерала, Павел Павлович Дягилев. Мать Сережи, Евгения Николаевна Дягилева, так и не оправившись после родов, умерла вскоре после рождения сына. Через два года бравый кавалергард Дягилев женился во второй раз. Елена Валериановна Панаева, вырастившая мальчика, вовсе не была похожа на злую мачеху из сказки. Она окружила Сережу любовью, заботой и во многом способствовала формированию его художественных вкусов.
Значительная часть детства и отрочества Сергея Дягилева прошла в Перми, куда в 1882 году переехала его семья, и в родовом имении Бикбарда. Все Дягилевы были очень музыкальны, они прекрасно пели и играли на музыкальных инструментах, а их дом славился на всю Пермь своими литературно-музыкальными вечерами и домашними спектаклями. Подобно многим другим русским дворянским семьям Дягилевы привыкли жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. И, как очень часто бывало в таких случаях, в конце концов разорились.
Впрочем, Сережу эти финансовые неурядицы беспокоили мало. Получив первоклассное домашнее образование, отшлифованное в пермской гимназии, он в 1890 году отправился покорять столицу России. Санкт-Петербург принял провинциала очень неплохо, благо что в то время здесь жило немало влиятельных родственников Дягилева. Была среди них и его родная тетка Анна Павловна Философова — женщина незаурядная, воспитанная на Чернышевском и Добролюбове, активная общественная деятельница и, как бы сегодня сказали, убежденная феминистка. В доме Анны Павловны собиралось немало представителей передовой мысли, но все-таки не этот кружок высоколобых интеллектуалов, желавших принести пользу обществу своими делами, привлек Дягилева, а другой, скажем прямо, альтернативный ему. Это было сообщество молодых интеллектуалов, богемной «золотой» петербургской молодежи, гимназических товарищей младшего сына Анны Павловны, ровесника Дягилева — Дмитрия Философова. Входили в этот круг люди, имена которых очень скоро зазвучали на всю Россию, среди них — художники Александр Бенуа, Лев Бакст, Константин Сомов и музыкант Вальтер Нувель.
Поначалу Дягилев, импозантный, наивно-самоуверенный провинциал, смотрелся очень странно в этой компании. Его новых рафинированных приятелей смущали и смешили его барские замашки, склонность к гусарству (видимо, унаследованная от отца), фатовство и некоторая неразвитость художественных вкусов. Но все-таки они приняли «кузена Димы» в свой тесный кружок. Что же касается самого Сергея, то он, будучи очень неглупым человеком и прекрасно видя, чего ему не хватает, принялся за совершенствование своего первого и главного творения — себя самого.
Параллельно с этим увлекательным занятием Дягилев учился на престижном юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Вернее, числился там, поскольку на лекциях его почти не было видно. Зато часто можно было встретить в консерватории, где Дягилев осваивал азы композиторского мастерства и брал уроки пения у преподавателя Антонио Котоньи. Впрочем, от юношеской мечты профессионально заняться музыкой Дягилев вскоре отказался.
То, что произошло с Дягилевым после выпускных экзаменов в университете, не может объяснить никто. Провинциальный, вечно находящийся в тени своих ярких друзей, больше слушающий, чем говорящий, Сережа вдруг куда-то пропал. Его место занял превосходно образованный, убежденный в своей исключительности столичный эстет Серж, властно примеривший на себя роль лидера молодого кружка декадентов. Откуда-то взялись харизма, самоуверенность, граничащая с наглостью, дар убеждения, необыкновенное обаяние, колоссальная энергия, целеустремленность и, возможно, самое главное — незаурядные организаторские способности. Правда, приобретя светский лоск, Дягилев так и не избавился от барства, гусарства и фатовства, так раздражавших его друзей. Более того, сии качества навсегда стали его визитной карточкой.
Ретроспективные мечтатели
Первое «да будет» было произнесено Сергеем Павловичем в 1897 году, когда он не терпящим возражения тоном сообщил своим друзьям-художникам о намерении создать новое творческое объединение, которое впоследствии получило название «Мир искусства» и оказало сильнейшее влияние на формирование русского модерна. Объединение было призвано сплотить силы молодых художников-единомышленников из Москвы и Санкт-Петербурга. К этому времени Дягилев уже был известен в столице как критик и организатор выставки английских и немецких акварелистов (чуть позже он организовал и выставку скандинавских художников). «Ретроспективные мечтатели» — так сами себя называли «мирискусники» — в отличие от других художественных объединений того времени не преследовали никаких просветительских целей. Они преклонялись перед Европой и пропагандировали европеизм, но в то же время ценили национально-романтические традиции (только никакого квасного патриотизма — он действовал на идеологов этого движения как красная тряпка на быка). Они романтизировали прошлое и противопоставляли его вульгарной современности. В их творчестве странным образом объединилась Русь допетровская и просвещенный XVIII век. Мир, в котором они жили, был предельно изыскан, декоративен и театрализован.
В 1898 году ценой немалых организаторских усилий Дягилев добился проведения совместной выставки русских и финляндских художников. Среди прочих в ней приняли участие Бакст, Бенуа, Васнецов, Коровин, Нестеров, Лансере, Левитан, Малютин, Серов, Сомов. Так Россия впервые увидела молодую русскую художественную культуру во всем ее разнообразии и великолепии.
Однако одной выставки мало, новому движению нужен был транслятор своих идей, то есть периодическое издание. И пока друзья Дягилева мечтали о собственном журнале, энергичный Серж принялся за его создание. Что нужно для периодического издания? Концепция, хорошая команда, способная ее воплотить в жизнь, и, конечно, деньги. Если с первыми двумя пунктами у «Мира искусства» проблем не было, то в последнем, возможно, самом важном факторе ощущался явный недостаток. Впрочем, непревзойденный мастер по добыванию «презренного металла», Сергей Павлович очень быстро решил эту проблему — нашел меценатов, которыми стали княгиня Мария Тенишева и Савва Мамонтов.
И в 1898 году свет увидел первый сдвоенный номер легендарного ежемесячного художественного иллюстрированного издания «Мир искусства», в котором Дягилев занял позицию главного редактора. Здесь систематически рассматривались произведения русских и иностранных художников (в широком смысле этого слова) всех эпох, а среди авторов были не только известнейшие российские писатели и публицисты (например, Василий Розанов, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус), но и зарубежные. Отточенное совершенство внутренней формы дополнялось совершенством внешней. Дорогая бумага, большой формат, необычный елизаветинский шрифт… Если даже от виньеток и буквиц, выполненных «мирискусниками», захватывало дух, что уж говорить об иллюстрациях.
Благодаря этому журналу российская публика впервые узнала о многих зарубежных художниках, более того, «Мир искусства» заново открыл своим соотечественникам уже забытые имена российских художников, скульпторов и архитекторов XVIII — первой половины XIX века, а также национальное декоративно-прикладное творчество, отношение к которому в то время было более чем высокомерным. Выставочное объединение, действующее при журнале, продолжало знакомить россиян с творчеством современных художников, а на организованной в 1901 году второй выставке «Мир искусства» были представлены не только работы членов этого общества, но и, казалось бы, канувших в Лету Д.Г. Левицкого, В.Л. Боровиковского, К.И. Брюллова и других мастеров прошлых веков.
Как в любом творческом коллективе, отношения в «Мире искусства» развивались негладко: члены редакции и близкий к ним круг ссорились, расходились, сходились, кто-то, не выдержав чрезмерно авторитарного стиля руководства Дягилева, покидал редакцию навсегда, но основной костяк до поры до времени держался вместе. С меценатами тоже возникали проблемы. Княгиня Тенишева — первый случай сложных отношений Дягилева со спонсорами. В своих воспоминаниях она сетует на то, что Дягилев, получив от нее средства на издание журнала, очень скоро перестал считаться с ее мнением и попросту манкировал ее желанием влиять на редакционную политику. Что ж, как показала его дальнейшая судьба, Сергей Павлович не был человеком, позволяющим диктовать себе, что ему надо делать. С Саввой Мамонтовым, напротив, дела шли неплохо. Савва Иванович, более поднаторевший в спонсорских делах, чем княгиня, видимо, умел закрывать глаза на причуды творческих людей.
На Запад!
«Мирискусники» живо интересовались театром, поэтому закономерно, что в один прекрасный день пути двух этих видов искусства должны были пересечься. Возглавлявший в то время Дирекцию императорских театров князь Сергей Михайлович Волконский был не чужд новому и даже смог несколько реформировать консервативный доселе российский музыкальный театр. В 1899 году он решил привлечь в Мариинский театр художников из «Мира искусства». Дягилев получил предложение стать чиновником по особым поручениям при Дирекции императорских театров.
То, что произошло дальше, иначе как провалом с громким скандалом назвать нельзя. Дягилев и его единомышленники решились ни много ни мало заняться реформой российских государственных театров. Полигоном была выбрана постановка балета Лео Делиба «Сильвия, или нимфа Дианы». Здесь предполагалась необыкновенная хореография, созданная молодыми талантливыми танцовщиками Сергеем и Николаем Легатами, модернистские декорации Бенуа, Коровина и Лансере и не менее модернистские костюмы Льва Бакста. Параллельно с этим Дягилев на новый вкус и лад перекроил довольно скучное и традиционное издание «Ежегодник императорских театров», номер которого за 1899—1900 годы с тремя приложениями он выпустил. Однако консервативная, избалованная и поднаторевшая в интригах верхушка Мариинского театра «съедала» и не таких. В результате после долгих перепалок и жестоких боев Дягилев «за подрыв академических традиций» вылетел с должности чиновника по особым поручениям с репутацией человека, не годного ни к какой государственной службе. Как знать, не будь этого провала, увидел бы мир знаменитую дягилевскую антрепризу «Русские сезоны», созданную Сергеем Павловичем во многом как антитеза закостеневшему казенному театру.
В 1905 году Дягилев устроил в Таврическом дворце Санкт-Петербурга свою знаменитую Историко-художественную выставку русских портретов. На ней было представлено около 4 тыс. работ русских художников двух последних веков. Для того чтобы познакомить с ними широкую публику, Дягилевым была развернута колоссальная деятельность по поиску и извлечению работ из частных собраний, большая часть которых находилась в помещичьих усадьбах в глубинке России. А первое дягилевское детище — «Мир искусства» к тому времени фактически распался, 1905 год ознаменован последним выходом одноименного журнала под редакцией Сергея Павловича.
В 1906 году Дягилев предпринял первую попытку культурного экспорта русского искусства на Запад, организовав в Париже, а после в Берлине выставку «Два века живописи и скульптуры», где вниманию избалованных французов была представлена вся ретроспектива русского искусства, начиная с икон, продолжая работами Рокотова, Левицкого, Боровиковского и заканчивая полотнами «мирискусников». Это был настоящий успех.
В 1907 году Дягилев экспортировал уже русское музыкальное искусство, организовав на сцене «Гранд Опера» цикл Русских исторических концертов. Программы концертов были составлены из произведений самых разных композиторов: Глинки, Бородина, Балакирева, Мусоргского, Римского-Корсакова, Скрябина (до этого Европа из русских композиторов знала только Чайковского). Пианистами были Рахманинов и Скрябин, а дирижерами — Глазунов и Римский-Корсаков. А еще через год парижане склонились ниц перед русской оперой, впервые услышав «Бориса Годунова» с приглашенной звездой Федором Ивановичем Шаляпиным, который после участия в двух последних проектах Дягилева начал победоносное шествие по сценическим подмосткам зарубежья.
И, наконец, май 1909 года. Господа парижане, приготовьтесь, отныне и следующие 20 лет весна в вашем прекрасном городе начинается только с открытием нового «Русского сезона» антрепренера Дягилева.
Saisons Russes
Все знают, что «Русские сезоны» — это балет. Но какой балет? Русский? Нет, в России такой балет в то время еще не видели. Да и вообще, балет как искусство в то время в просвещенной Европе котировался ой как не высоко — ничего нового, закостенел, батюшка. Бедный театр «Шатле», когда-то так популярный у небогатой простой публики! Сколько ему пришлось вынести: переоборудование, ремонт и (что это?!) снос всех кресел в зале и водружение вместо них лож — отныне сюда будет ходить только состоятельная публика, сливки общества.
Небольшие балетные миниатюры (публика ни в коем случае не должна заскучать!), провокационное единство трех факторов — музыки, живописи, хореографии, смелые новаторские решения и, наконец, потрясающие танцовщики. Этот Вацлав Нижинский, похоже, где-то прячет крылья, иначе как ему удается так летать по сцене? А Анна Павлова и Тамара Карсавина и вовсе какие-то неземные создания... Это был ошеломительный успех, но выстраданный.
Привезти в Париж новый проект — дело нешуточное. Для этого надо не только найти огромные финансовые средства (шикарные декорации и костюмы стоят очень недешево), но и заручиться поддержкой влиятельных особ — для аренды помещений, для того чтобы хорошо приняли во Франции, для «уламывания» дирекций Мариинского и Большого театров отпустить в Европу своих артистов и, наконец, для создания проекта, призванного удивить парижан. Долгая работа над декорациями Бенуа, Бакста, Коровина, над хореографией — талантливого танцовщика и гениального балетмейстера Михаила Фокина, мучения над музыкой и аранжировкой. И, конечно, работа с танцовщиками.
20 лет непрекращающегося аншлага — большая редкость для театрального проекта. И при этом рискованные постановки, которые с большой вероятностью могли быть отвергнуты публикой. Триумфальное шествие по столицам Европы, фантастический успех гастролей в США, мода на все русское, влияние на многие сферы жизни: дизайн одежды и интерьеров, интерес к русской литературе, музыке, живописи. И 20 лет балансирования на грани финансового краха. В чем в чем, а в корыстолюбии Дягилева никак обвинить нельзя. Будучи сам человеком очень небогатым, он так и не нажил капитала. Он умудрялся находить огромные средства на свои наполеоновские проекты и все эти средства пускал в реализацию, неся за собой огромный хвост долгов.
Он был организатором и вдохновителем своих постановок. Периодически вмешивался во все стадии работы над ними, находил и пестовал таланты, воодушевлял тех, кто работал над «Русскими сезонами», и в конце концов ссорился со своими соратниками. Ему не спускали властности, авторитаризма, пресловутого самодовольства и надменности.
Постепенно многие соотечественники, как правило после очередного скандала, уходили от Дягилева. На их место вставали представители нового европейского искусства: Дебюсси и Равель работали наравне со Стравинским и Прокофьевым, а Пикассо, Матисс, Кокто, Шанель — вместе с Гончаровой и Ларионовым.
Он приглашал в свои антрепризы звезд и одновременно с этим как никто умел найти новый талант, более того, выпестовать и сформировать его. Те, кто находился рядом с труппой «Русских сезонов», могли наблюдать ежедневные скандалы: сцены ревности (личной и сценической), творческие поединки, выяснения отношений из-за денег. Здесь бушевали латиноамериканские страсти, но при этом, что удивительно, сам проект исправно работал.
Смерть в Венеции
Жизнь Сергея Павловича была не очень долгой — он не дожил и до 60 лет, — но очень насыщенной, причем не только в творческом, но и в личном плане. Он стал героем множества мемуаров, легенд, сплетен, анекдотов, популярных как на его исторической родине, так и в Европе.
Этот породистый красивый мужчина, за седую прядь на шикарной шевелюре прозванный балетными танцовщицами Шиншиллой, был равнодушен к прекрасному полу, предпочитая с его представительницами только дружить. Его отношения с мужчинами были известны многим, но, как правило, они не порицались. Исключение составляет лишь связь с его «собственным творением» Вацлавом Нижинским, однако в этой трагической для обоих истории, наверное, трудно найти правого и виноватого.
Он много работал и вел, мягко говоря, не очень здоровый образ жизни: был сибаритом, не отказывал себе в удовольствиях, слыл тонким знатоком хорошей кухни и изысканных вин. Все это, естественно, не замедлило сказаться на здоровье антрепренера.
Его кончина и ее обстоятельства достойны сюжета литературного произведения. Он умер от диабета летом 1929 года в городе эстетов — обожаемой Дягилевым Венеции. Смерть для него была довольно неожиданна: Дягилев до последнего дня строил планы на будущее и думал о создании новых проектов. Сожалел он только об одном — что его детище «Русские сезоны» так и не увидели на родине, в России.
По традиции Сергей Павлович оставил после себя одни долги, оплачивать похороны пришлось его близким друзьям. Через некоторое время с молотка ушла и собранная Дягилевым в конце жизни ценная библиотека старинных книг.
Его похоронили на православном кладбище Сен-Мишель, там же, где покоится и прах его соратника Игоря Стравинского. Смерть Дягилева восприняли в западном мире как культурную катастрофу. Вместе с Дягилевым общество прощалось с Серебряным веком, растоптанным в России еще в 1917 году (несмотря на то что многим из его ключевых фигур были отпущены еще десятилетия жизни в эмиграции). А вскоре после этой смерти наиболее проницательные современники Дягилева, даже те, кто при жизни его недолюбливал, стали понимать, что он предвосхитил свое время и оказал огромное влияние на формирование культуры ХХ века.
@темы: Дягилев
